Север Гансовский - Надежда [Рассказы и повести]
— В чем дело? Плохо написано?
— Никуда не годится, — сказал Кларенс. Он не испытывал прежней робости перед начальником отдела и наслаждался этим. — Паршиво всё от начала до конца.
— Ну, так поправьте, — сказал Докси.
— Тут нечего исправлять, — Кларенс хотел продлить наслажденье. — Вранье от первой до последней строчки.
Докси проглядел листки более внимательно, поднял на лоб очки и удивленно взглянул на Кларенса. Он всё еще не мог понять, в чем дело.
— Какая муха вас укусила, Кейтер? Написано, как всегда пишут. Сократите самые длинные предложения и пускайте в набор.
Кларенс пожал плечами.
— Речь идет не о стиле. Я имею в виду содержание.
— И по содержанию здесь всё как следует, — недоуменно сказал начальник отдела.
Кларенс усмехнулся.
— Вы думаете? Взгляните, что там сказано про швейников!
Докси в третий раз просмотрел статью. Он откинулся на спинку кресла и агрессивно сказал:
— Ну, и в чем вопрос?
Кларенс бросил свой иронический тон.
— Всё, что здесь говорится про швейников, — гнусная клевета и подлая выдумка.
Докси подумал минуту.
— Повторите-ка еще раз, — сказал он наконец. — Я не уверен, что правильно вас понял.
— Пожалуйста. Этот доктор знает о швейниках не больше, чем я о персидской живописи. Он врет, потому !что за это ему хорошо заплатят.
Докси помолчал, затем тихим голосом спросил:
— Вы отдаете себе отчет в том, что вы говорите?
— Яснее, чем когда-либо в жизни.
— Вам не кажется, что с такими взглядами вам трудно будет работать в нашей газете?
— Конечно, кажется. Об этом я и пришел сказать.
Докси вырвал листок из блокнота, написал на нем несколько строчек и протянул Кларенсу.
— Зайдите к кассиру и убирайтесь отсюда ко всем чертям.
Кларенс взял листок и повернулся к Докси спиной. Сначала он хотел сказать еще начальнику отдела, что он о нем думает, потом отказался от этой мысли. Тот всё равно не поймет.
Когда он был возле двери, Докси остановил его:
— Послушайте! А почему вы думаете, что здесь написано о швейниках неправильно?
— Я их знаю, — сказал Кларенс.
— Откуда?
У Докси был вид рыболова, который знает, что рыба вот-вот клюнет.
— Откуда вы их знаете?
Не отвечая, Кларенс вышел.
Бирн был у себя в кабинете. Девушка-секретарь справилась у него по телефону и проворно растворила перед репортером тяжелую дверь.
Когда Кларенс ступил на пушистый ковер, Бирн держал возле уха телефонную трубку.
— Хорошо, хорошо. Буду иметь в виду.
Вероятно, Докси сообщал главному редактору о только что состоявшемся разговоре. Ну что же. Тем лучше.
Бирн положил трубку на аппарат.
— Здравствуйте, мистер Кейтер.
У него был обычный вид человека, совершенно удовлетворенного жизнью и сознающего, что он устроен в ней неизмеримо лучше других.
Так как Кларенс не поздоровался в ответ, Бирн удивленно приподнял брови, затем, как бы покоряясь тяжелой необходимости разговаривать с невежливым человеком, склонил голову.
— Чем могу быть полезен, мистер Кейтер?
Но Кларенсу, наоборот, хотелось быть невежливым. Подойдя к столу поближе, он сказал:
— Послушайте, вы у меня взяли тогда показания Бенсона. Теперь они мне нужны.
Брови Бирна чуть шевельнулись.
— Зачем? — спросил он очень тихо.
— Думаю, что вас это не касается.
Бирн склонил голову набок и задумался. В кабинете повисла настороженная тишина, та самая, которая так угнетала репортера во время его первой встречи с главным редактором. Кларенсу хотелось разорвать эту тишину, и он громко откашлялся.
— А если, — сказал, наконец, Бирн, — если я вам не отдам этих показаний?
— Я подам в суд, — ответил Кларенс. — Вас заставят отдать.
— В суд! — На лице у Бирна выражалось безмерное удивление. — Разве у вас есть свидетели?
Кларенс вспомнил лицо Докси и его подобострастное поведение здесь, в кабинете. Конечно, он не выступит свидетелем. Они скажут, что никаких показаний и не видели. Значит, они оказались хитрее его.
Репортер сунул руки в карманы.
— Ну, тогда, — сказал он, стоя прямо перед Бирном, — Тогда я скажу вам, что вы такой же убийца, как и сам Дзаватини. Вы прохвост и подлец.
Бирн сделал рукой слабое движение к звонку. Он сидел съежившись, очевидно боясь, что Кларенс ударит его… Лицо у него начало краснеть.
— Да, да, — повторил Кларенс. — Вы такой же убийца. Только еще подлее, потому что прикидываетесь порядочным человеком. Мне даже плюнуть на вас противно.
На лестнице, пересчитав полученные у кассира деньги, Кларенс засмеялся. Ну что же! С газетой покончено.
Еще ни разу в жизни он не решался так разговаривать с людьми, стоящими выше его по общественному положению.
Выйдя на улицу, он оглянулся на здание «Независимой».
Шестнадцать этажей тянулись вверх ровной черновато-серой стеной. Нижняя часть здания была облеплена вывесками магазинов и щитами электрической рекламы, но наверху однообразная казарменность бетона и стекла не нарушалась ничем.
Что в этой огромной безобразной коробке внушало ему когда-то такое уважение? Небоскреб как небоскреб. Пожалуй, еще более безвкусный, чем другие постройки этого типа. И люди, которые там работают, не умнее и не образованнее, чем где-нибудь в другом месте.
Он усмехнулся, вспомнив о своей прежней гордости. Нет, теперь он уже не испытывал бы чувства превосходства над другими, если б ему пришлось вернуться в газету. Да он и не вернется. Куда? К Докси с его лисьей мордой! К беспринципным запуганным репортерам отдела! Тьфу!..
Кларенс чувствовал себя совсем новым, уверенным в себе человеком. Если начать борьбу, то в конце концов можно добиться всего.
Поздно вечером в профсоюзный комитет прибежал взволнованный Дан. В комнате Хастона за списком грузчиков сидели Кларенс и Грегори.
— Бандиты избили Дугласа!
— Какого Дугласа?
Грегори поспешно подошел к Дану.
После сбивчивого рассказа выяснилось, что на верфях во время перерыва Дан разговорился с пожилым грузчиком Дугласом, которого намеревался вовлечь в организацию борьбы с гангстерами. Во время разговора к ним подошел некий Чинг, относительно которого давно существовало подозрение, что он является шпионом шайки. Дуглас поссорился с Чингом, и в тот же вечер старика в бессознательном состоянии нашли в пустом складе возле северной стороны.
— Чинг подошел и спрашивает, — повторил Дан. — «О чем это вы разговорились?» А Дуглас ему говорит: «Проваливай отсюда. Не твое дело». А тот его спрашивает: «Давно ты такой храбрый стал?» А Дуглас ему…
— Подожди! — прервал его Грегори. — Что ты ему успел сказать?
— Кому?
— Дугласу, конечно.
— Ничего не успел. Я ему только сказал, что невозможно столько платить шайке. А он мне ответил, что лучше вообще не работать, чем столько получать.
— Ну, хорошо. — Грегори облегченно вздохнул. — Теперь самое опасное положение. Последние дни. Если бандитам удастся открыть людей, на которых мы опираемся, они постараются их убрать.
— А как Дуглас? — спросил Кларенс.
— Его в портовую поликлинику отвезли, — ответил Дан. — Еще в себя не приходил. Три ребра сломано.
Кларенс предложил навестить грузчика, но Грегори не поддержал его.
— За поликлиникой могут следить. Каждый, кто к нему пойдет, навлечет на себя подозрение.
На улице Дан сказал:
— Як себе домой не пойду. Вдруг они ночью за мной придут. Ведь это я с Дугласом разговаривал, когда Чинг к нему пристал.
Грегори дал Дану записку к своей жене.
— Переночуешь у меня.
Грегори должен был еще по профсоюзным делам поехать на швейную фабрику. Кларенс пошел проводить его до автобусной остановки и по дороге рассказал о ночном посещении гангстеров.
Когда он кончил, Грегори остановился и повернулся к нему.
— С этим не шутят. Почему вы раньше не говорили?
Кларенс пожал плечами.
— Как-то некогда было.
— Послушайте, — Грегори подумал. — Идите тоже ко мне ночевать. Как-нибудь переспите на полу вместе с Даном. А потом устроитесь где-нибудь.
Но сегодня должно было прийти письмо от Люси, и Кларенс решил, что еще одна ночь ему ничем не грозит. Если бандиты не появлялись до сих пор, вряд ли они что-нибудь подозревают.
Грегори принялся его уговаривать, но репортер был тверд.
— Завтра переберусь куда-нибудь к вам поближе. А сегодня переночую дома последний раз.
Подошел автобус Грегори, они попрощались, и Кларенс отправился домой.
Он собирался поужинать в аптеке у Барли и заодно повидаться с ее хозяином.
Со станции метро он направился прямо к аптекарю, просидел у него около часу, и, простившись, вышел на Парковую.
Уже стемнело, моросил мелкий осенний дождь. В лужах на асфальте отражался свет фонарей. Редкие прохожие торопливо пробегали навстречу репортеру.
